Обет молчания

ответ на открытое письмо И.М. Гилилова Б.Л. Борухову

"Бельвуарская гипотеза неопровержима"

Окончание (начало см. здесь )

7. Мой моральный облик

В своем ответе, Илья Менделевич, вы пишете (извините за длинную цитату):

В начале 2005 года <...> Вы <...> объявили, что Вам недавно стал известен важный документ - запись в дневнике одного из современников Шекспира. <...> По нескольким деталям я сразу догадался, что Вы узнали о дневниковой записи шотландского поэта Уильяма Драммонда (за 1606 г.) <...> Поскольку я с 1999 г. располагаю рядом материалов об архиве Драммонда (в том числе - полной копией первой - 1857 г. - публикации доклада первого исследователя архива Д.Лейнга с текстами всех записей о книгах), я попросил доктора Александра Липкова сообщить Вам о некоторых связанных с этими записями важных фактах, а также договориться о публикации на сайте моего ответа после того, как там появится Ваша статья. Что А.Липков и сделал 11 февраля 2005 г. Поэтому теперь, читая появившуюся на сайте Вашу статью об этой записи Драммонда, я был весьма и весьма удивлен тем, ято Вы говорили о ней как о документе, "оставшемся неизвестным Гилилову". То же самое Вы повторили в статье, опубликованной в "Иерусалимском журнале" №19, а также (как мне сказали) в докладе, прочитанном в Москве на заседании шекспировской комиссии АН РФ 27.05.2005. Не буду задерживаться на этом эпизоде, имеющем отношение скорее к этике, чем к шекспироведению.

Итак, по-вашему мнению, я трижды поступил неэтично. Трижды сообщил, что вы не знали о записи Драммонда, хотя господин Липков якобы передал мне какие-то "важные факты". То есть мой моральный облик, прямо скажем, не комильфо. Но давайте разберемся.

Почему, прочитав письмо господина Липкова, я трижды сообщил, что запись Драммонда осталась вам неизвестной? По очень простой причине. Вернее, по трем простым причинам.

Во-первых, потому что ничего напрямую господин Липков не сообщал и никаких "важных фактов" не приводил, а только осторожно намекал. Не думаете же вы, что я мог рассматривать эти намеки как обмен научной информацией и тем более использовать их в своих сообщениях?

Во-вторых, частная переписка есть частная переписка и обсуждать ее публично, как мне объяснили еще в школе, нельзя. Или вы считаете, что можно? Поэтому ни в апрельской статье, ни в майском докладе на Шекспировской комиссии, ни в июньском сообщении на сайте намеки господина Липкова я использовать не только не мог, но и не собирался.

А, в-третьих, и, это самое главное, и в статье, и в докладе, и в сообщении я говорил о вашей книге "Игра об Уильяме Шекспире" и об изложенной в ней теории честеровского сборника, а не о личных письмах господина Липкова. Его намеки меня очень заинтересовали (почему, объясню ниже), но говорил я о вашей книге - и только. Почему? Потому что и читатели моей статьи, и читатели моего сайта, и слушатели моего доклада знакомы только с вашей книгой, а с письмами господина Липкова, адресованными мне лично, не знакомы. И никаких причин обсуждать с ними эти письма не было. В книге же "Игра об Уильяме Шекспире" о записи Драммонда не говорится. Правда, господин Липков адресовал меня к страницам 90 и 98 в издании 2000 и 2001 года, намекая, что там-де про запись Драммонда что-то сказано. Но, заглянув на эти страницы, ни про список Драммонда 1606 года, ни про то, что в нем числится книга Честера, ни про значение и смысл этой записи, то есть ничего из того, о чем я рассказываю в своих сообщениях, я не нашел. Более того, на 98-й странице, например, даже имя Драммонда не упоминается. Что же касается страницы 90-й, то там его имя есть, но рассказываете вы на этой странице совсем не о списке Драммонда, а о разговорах Драммонда с Джонсоном. О записи Драммонда там нет ни слова. Кстати, вы в своем письме тоже ссылаетесь на те же страницы, по-видимому, с той же целью - намекнуть, что там якобы говорится про список Драммонда. Но, увы, это не так. Каждый читатель может в этом легко убедиться. Правда, боюсь, что издания 2000 и 2001 гг. не у каждого под рукой, поэтому, чтобы облегчить читателям задачу, помещаю страницы 90 и 98 из издания 2000 года в приложении к этому ответу (см. в конце).

Примечание для читателей

Не исключено, что список Драммонда упоминается на этих страницах между строк, однако внимательно прочитав все, что между ними сказано, я и там ничего об этом списке не нашел. Если кому-то из вас повезет больше и вы найдете-таки на этих страницах где-нибудь между строк информацию о списке книг, прочитанных Драммондом в 1606 году и о том, что в этом списке упоминается книга Честера, я буду очень признателен, если вы сообщите мне, между каких именно строк эти сведения содержатся.

Да и сами посудите, Илья Менделевич. Если бы на этих или других страницах вашей книги что-нибудь про список Драммонда действительно говорилось, то читатели вашей книги о нем уже давно знали бы, и в моих сообщениях не было бы никакой нужды. Но ваши читатели впервые узнают о записи Драммонда не от вас, а от меня. В вашей книге про это - ни звука.

Одним словом, о чем толковал господин Липков, отсылая меня к страницам 90 и 98, и на что намекаете вы, отсылая читателей к тем же страницам, я так и не понял.

Для меня, Илья Менделевич, ваша книга во всех ее русских и иностранных изданиях - это документ. Во всех своих материалах, посвященных этой книге, я всегда старался быть точным и приводил исключительно аутентичные цитаты, поскольку точность в научных дискуссиях очень важна и ни один автор не любит, когда его передергивают. Вот и на этот раз я отнесся к вашей книге с максимальной осторожностью и уважением. Раз вы в ней нигде не упоминаете, что о записи Драммонда знали, я, соответственно, говорю, что не знали. В противном случае меня можно было бы обвинить в искажении ваших взглядов. Тем более, что есть печальные прецеденты.

Вот, например, в своей книге вы не раз и весьма прозрачно намекаете, что единороги на бумаге, на которой напечатан честеровский сборник, как-то связаны с единорогами в гербе Ратлендов (см. "Ни мышонок, ни лягушка"). Все читатели именно так ваши намеки и поняли. Даже те, что читали вас по-английски. Например, один читатель, оставивший отзыв о вашей книге на сайте "Амазон", пишет:

It is unfortunate that the Rutland archive is closed for researchers, thus it is impossible to check whether private papers of the first seven Earls have a watemark of a unicorn or not.

 

Жаль, что архив Ратлендов закрыт для исследователей, так что невозможно проверить, содержат ли личные бумаги первых семи графов водяной знак единорога или нет.

Один из ваших критиков, которого в приложении ко 2-му изданию "Игры" вы обозначили буквой Г., тоже понял вас именно так. На основании ваших же опубликованных намеков. И по-наивности, не зная, чем рискует, стал с вами на эту тему спорить. А вы от своих слов в полемике с ним вдруг возьми да откажись:

рецензент почему-то решил, что я привязываю ее [филигрань, водяной знак] к гербу Рэтленда [выделено мной]

И получилось, что доверчивый критик сам же себя и выпорол.

Или вот, скажем, я покритиковал вас за то, что вы неверно указали название стихотворения Джонсона (см. статью "Тайна изящных ног"). Это стихотворение играет в вашей книге крайне важную роль. Вы используете его как главный аргумент в пользу вашей теории о том, что портрет Неизвестного работы Оливера - это портрет Ратленда. Да и вообще, это стихотворение дало вам повод сразу для нескольких важных для вашей концепции утверждений (они перечислены в статье "В поисках дерева Аполлона"). И что же? Некто, заручившись вашей полной поддержкой, прислал мне в ответ следующие любопытные наблюдения:

В книге [т.е. в "Игре"] мимоходом, в нескольких словах, упомянуто (без указания точного названия) стихотворение Джонсона, посланное им Драммонду, в котором, как считает Гилилов, содержится аллюзия именно на этот портрет, на того "юного, кто сидит под деревом Аполлона" <...> Но Б.Б. пространно повествует, как "по вине Гилилова" он с ног сбился, разыскивая это стихотворение и проч. [выделено мной]

То есть вы-де упомянули, оказывается, это важное для вас стихотворение так, про между прочим, мимоходом, а Б.Б. ни с того, ни с сего возьми, да к этому пустяку и привяжись.

Есть и другие аналогичные примеры, но ограничимся двумя. О чем они говорят? О том, что в полемических целях, ради победы над оппонентом вы готовы даже от собственных слов отказаться, а важное для вас неважным объявить. И это тогда, когда речь идет о вещах, написанных в вашей книге черным по белому. Представляю себе, что бы вы (или ваше альтер эго) ответили бы мне, если бы я заявил, что вы знали о списке Драммонда, тогда как в вашей книге об этом списке не сказано ни единого слова.

Думаю, теперь вас больше не будет удивлять, почему, говоря о вашей книге "Игра об Уильяме Шекспире", я повторял и буду повторять впредь, что, если судить по вышедшим до сих пор изданиям этой книги, вы о записи Драммонда ровным счетом ничего не знали. И мой моральный облик не будет казаться вам таким ужасным.

Однако тема на этом еще не исчерпана. Выше я обещал рассказать, почему меня так заинтересовали намеки господина Липкова. Выполняю свое обещание.

8. Три плюс два

Как я уже сказал, намеки господина Липкова я ни в какой форме, даже если бы захотел, использовать не мог, но они меня, тем не менее, очень заинтересовали. И даже заинтриговали. Почему? Потому, что из них можно было догадаться, что о списке Драммонда вы узнали еще до меня. Причем поскольку господин Липков отсылал за справкой к изданию 2000 года, можно было предположить, что вы узнали о списке еще до 2000 года. К изданию 1997 года он меня не отсылал. Значит, размышлял я, в 1997 году вы, по-видимому, еще ничего не знали. С помощью этих нехитрых хронологических выкладок я сформулировал гипотезу, согласно которой вы, если я правильно понял намеки в письме, узнали о записи Драммонда где-то между 1997-м и 2000-м годами.

Тот факт, что вы узнали о списке Драммонда раньше меня, совсем меня не удивил. Ведь вы занимаетесь честеровским сборником намного дольше. А вот что меня удивило, так это то, что в издании 2000 года вы об этом крайне важном списке ни словом ни обмолвились (хотя имя Драммонда встречается там не менее 20 раз). Разумеется, я стал думать: почему?

По-видимому, предположил я сначала, вы обнаружили запись Драммонда о сборнике Честера уже после того, как ваша книга была сдана в печать, и вставить эту информацию в нее не успели. Обидно, конечно, но понять можно. Однако всех фактов эта первичная гипотеза, к сожалению, не объясняла.

Прошло три года.

В 2003 году в Америке вышел перевод вашей книги на английский язык. Причем это не просто перевод, а, по сути, издание исправленное и дополненное.

Вы исправили в нем целый ряд ошибок, в том числе и те, о которых узнали из материалов, опубликованных к тому времени на моем сайте. Часть ошибок в ваших переводах "исправились" сами собой, потому что переводчикам пришлось цитировать не ваши переводы, а оригинальные тексты, в которых иногда говорится совсем другое. Кое-какие собственные высказывания и пассажи вы вычеркнули, поскольку они звучали убедительно только как комментарии к вашим переводам, а рядом с оригинальными цитатами потеряли смысл. Но самое интересное, вы сделали некоторые важные добавления. В предисловии к американскому изданию сказано:

During the process of translation, the author took the opportunity to make some editorial enhancements and to add a few important facts.

 

В процессе перевода, автор воспользовался возможностью внести некоторые улушения и добавить несколько важных фактов.

Факты вы добавили действительно важные. Например, вставили в текст туманную цитату из Марстона и намекнули, что в ней идет речь о Ратленде. Причем цитата, по странной случайности, слово в слово воспроизводит ту, что приводит и анализирует в своей книге Ч. Огберн, а ваш комментарий к этой цитате, по не менее странной случайности, очень похож на его. Только у Огберна написано "Эдвард де Вер" (в смысле граф Оксфорд), а у вас - "Роджер" (в смысле граф Ратленд).

Думаю, что оксфордианцы, относящиеся к книге Огберна почти как Библии и знающие ее едва ли не наизусть, будут этим немало озадачены, поскольку ссылки на Огберна на этой странице вашей книги нет. Между тем, на другой странице вашей монографии (примерно на двести страниц ранее) есть доказательство того, что вы с книгой Огберна хорошо знакомы.

Впрочем, такие совершенно случайные совпадения иногда встречаются. Главное, вы, безусловно, проделали серьезную редакторскую работу. Американских рецензентов это, правда, все равно не убедило (см. выше), но ваше стремление улучшить книгу совершенно естественно. И все же, несмотря на столь основательную работу над текстом и на добавление важных фактов, про запись Драммонда вы снова ни словом не упомянули, как если бы этот факт был неважным.

В 2000 году это еще можно было как-то объяснить, но вот в 2003-м... Здесь уже ваше молчание показалось мне весьма странным. Поскольку я предполагал, что вы обнаружили список Драммонда где-то в районе 2000 года, то получалось, что даже трех лет вам не хватило, чтобы публике об этом важнейшем списке и его значении рассказать. Да к тому же публике англоязычной, до которой, если судить по книге, вы очень хотели достучаться и на дискуссию с которой, опять-таки судя по книге, надеялись.

Можно было бы, конечно, предположить, что списку Драммонда вы особого значения не придали, но в это я поверить просто не мог. Ведь запись Драммонда о сборнике Честера - это документальное упоминание, а любым упоминаниям и неупоминаниям тех или иных фактов в документах шекспировской эпохи вы придаете огромное значение. Вот лишь несколько цитат из вашей книги (жирный шрифт - мной):

Имя Шекспира в этих старых манускриптах, записях и письмах встречалось редко (реже, чем имя Шакспера в стратфордских документах), поэтому каждое такое упоминание требовало тщательного изучения.

 

Обращает внимание отсутствие в завещании какого-либо упоминания о книгах (а книг в доме поэта и драматурга Уильяма Шекспира, судя по его произведениям, должно было быть немало), которые - или по крайней мере многие из которых - стоили тогда довольно дорого.

 

Абсолютное отсутствие упоминаний о каких-либо книгах или рукописях, конечно, не могло не озадачить позднейших биографов поэтому в трудах некоторых из них и особенно в беллетристике околобиографического характера можно нередко встретить рассказы о некоем таинственном сундуке с бумагами, якобы увезенном из дома умирающего драматурга его литературными или театральными друзьями.

 

Ни в одном письме графа, его знакомых и близких, ни в одном связанном с ними документе нет упоминаний об актере и драматурге Уильяме Шекспире (или Шакспере) из Стратфорда, хотя такой человек, гениальный выходец из простого народа, общество которого находили для себя интересным утонченные и высокомерные аристократы, казалось бы, не мог не привлекать внимания окружающих.

 

Возможно (но не обязательно) это означает, что он до этого их не читал, хотя упоминание им - между прочим - имен Джонсона и Дрейтона свидетельствует о некотором знакомстве образованного священника с литературой его времени.

 

Судя по упоминанию Мереза и "Страстному пилигриму", по крайней мере некоторые из сонетов были написаны еще в 90-х годах и известны близким друзьям поэта, но по каким-то причинам Шекспир не собирался их печатать.

 

Есть в письме упоминание о попавшем тогда в немилость Уолтере Рэли, чьим защитником графиня Пембрук хотела выступить перед королем, который действительно находился в Уэльсе осенью 1603 года; все это говорит о подлинности письма.

 

Однако часть тиража имела другой титульный лист, без упоминания об исполнении пьесы на сцене, зато здесь есть анонимное предисловие - "от того, кто никогда не был писателем, - тем, кто всегда будут читателями".

 

Как бы то ни было, никаких точных данных о том, что пьеса действительно исполнялась в Кембридже и Оксфорде, нет, и само упоминание знаменитых университетов на титульном листе первого кварто свидетельствует лишь о том, что автор пьесы, Уильям Потрясающий Копьем, связан с ними обоими.

 

Подделывая почерк и чернила под старинные, он изготовлял нужные ему "письма" с упоминанием имени Шекспира или вписывал это имя в подлинные документы XVI - XVII веков.

 

Почему Лаунз убрал упоминание о произведениях других поэтов?

 

Удивительно, что на этом титуле вообще исчезло не только прежнее название книги (а чем "Жертва Любви" плохое название для выпускаемой в продажу книги?), но и всякое упоминание о ее главных героях - Голубе и Феникс, и даже имя автора - Роберта Честера!

 

В свете свидетельств Хора Поэтов, Неизвестного, Шекспира и особенно Марстона, неоднократного упоминания Аполлона и муз, которым тайно служили герои сборника, становится ясным, что речь идет о творчестве Голубя и Феникс.

 

Попытаемся эту датировку еще уточнить, благо для такого уточнения есть реальные возможности. Строка из Горация, следующая сразу же за посвятительным упоминанием об "истинно благородном рыцаре сэре Джоне Солсбэри", обещает, что Муза не даст умереть памяти о муже, достойном хвалы. Упоминание о смерти (mori) в таком контексте придает обращению к имени Солсбэри посмертный характер.

 

Полный текст стихотворения был найден уже в нашем веке, в рукописном списке; он включал и якобы "утерянное" окончание - всего семь строк, содержащих упоминание о какой-то "зловещей клятве" и о благодарности Рэтленду.

И так далее. Даже по этим немногочисленным цитатам видно, что к упоминаниям вы относитесь с большим вниманием. И совершенно справедливо. Одного маленького упоминания или неупоминания иногда достаточно, чтобы раскрыть многовековую тайну.

Причем упоминание сборника Честера в списке Драммонда - это упоминание отнюдь не рядовое. Оно уникальное. Единственное в истории человечества. Без преувеличения - бесценное. Особенно для исследователя, который посвятил изучению честеровского сборника столько лет.

В своем письме вы спрашиваете:

Что же это за запись такая, так Вас взволновавшая и окрылившая?

Из чего можно сделать вывод, что вас, в отличие от меня, запись Драммонда не взволновала и не окрылила. Ну что ж, почему она вас не окрылила, догадаться не сложно. Я бы тоже на вашем месте не обрадовался. И все же, узнав о ее существовании, вы не могли не понять, какое важное научное значение она имеет и, соответственно, должны были бы, по идее, своим читателям о ней рассказать.

Более того. Вы, казалось бы, должны были бы сообщить читателям о записи Драммонда и по другой причине. В изданиях 1997 и 2000 гг. вы писали о честеровском сборнике (жирный шрифт - мой):

1) Еще одно странное обстоятельство: абсолютное отсутствие любых упоминаний об этой книге в литературе эпохи, дневниках, письмах, документах современников, несмотря на участие в ней целой плеяды самых известных поэтов.

 

2) Абсолютно беспочвенны всякие разговоры о каких-то "остатках" тиража, который, судя по отсутствию не только регистрации, но и малейшего упоминания о книге в современных ей документах, дневниках, письмах, вообще исчислялся считанными экземплярами, предназначенными для немногих знавших тайну Голубя и Феникс.

 

3) В XVII веке, насколько известно, никто о честеровском сборнике не вспоминал.

Но если где-то в районе 2000 года (как я тогда думал) вы узнали о существовании упоминания сборника Честера в списке Драммонда, то, по логике вещей, должны были бы понять, что теперь эти ваши утверждения устарели. А значит, должны были бы их исправить. Или по крайней мере, уточнить. Если и не в издании 2000 г., то хотя бы в исправленном, улучшенном и дополненном "важными фактами" американском издании 2003 года. Но нет. Вы этого не сделали. Наоборот, все эти утверждения вы повторили без каких-либо изменений или оговорок, как если бы о существовании записи Драммонда к тому времени все еще не знали.

Но 2003-й год закончился. История с американским изданием осталась в прошлом, а время продолжило свой неумолимый бег.

Прошло еще два года.

Может быть хотя бы за эти два года вы все-таки собрались, наконец-то, проинформировать публику о том, что "молодой знатный шотландец Уильям Драммонд" в 1606 году прочитал столь любезный вашему сердцу честеровский сборник? Нет. Хотя в 2004 году, например, выступали на шекспировской конференции.

Одним словом, по моим подсчетам, выходило, что вы молчали об архиважной записи Драммонда целых пять лет.

И вот этого я уже никак внятно объяснить себе не мог.

9. Не пять, а шесть

Итак, Илья Менделевич, теперь вы знаете, почему меня так заинтересовали намеки в послании господина Липкова и какие непростые вопросы у меня после прочтения этого послания возникли. Однако оно пришло в феврале 2005 года, а сейчас, когда я пишу эти строки, на дворе июль. И теперь я уже знаю больше, чем знал в феврале. Поскольку прочел ваше "открытое письмо". Например, теперь я знаю, что о существовании записи Драммонда вам действительно стало известно раньше меня. Значит, намеки господина Липкова я истолковал правильно. Но дает ли ваше письмо ответ на мой главный непростой вопрос: почему вы так долго о записи Драммонда молчали? Причем даже больше, чем я думал. Не пять лет, а шесть. С 1999-го года.

Выпускали новые издания своей книги - и молчали.

Давали интервью - и молчали.

Выступали на конференции - и снова молчали.

Как будто дали обет молчания.

Странно, не правда ли?

Теперь вы неожиданно собрались об этом написать:

В дальнейших изданиях этот эпизод будет освещен с достаточной полнотой - на радость тем, кто любит Истину.

Это, конечно, хорошо.

Однако, во-первых, Илья Менделевич, осмелюсь вам напомнить, что данный "эпизод" уже освещен. С достаточной полнотой. Даже фотография записи Драммонда опубликована.

А, во-вторых, одного я все же так и не понял. Вы пишете:

Абсолютно ничего ужасного, как видите, от того, что информация о драммондовской записи не попалась мне на глаза раньше, не произошло.

Предположим. Но почему же после того, как в 1999 году эта роковая запись все-таки попалась вам на глаза, вы столько времени ее от читателей скрывали?

Почему "Истина", которую вы уважаете настолько, что даже пишете ее с большой буквы, не волновала вас так долго?

Почему вы решили доставить радость любящим Истину только после того, как в феврале 2005 года я поместил на этом сайте объявление о том, что нашел документ, опровергающий вашу теорию честеровского сборника? А если бы я этого объявления не опубликовал?

Я знаю, конечно, что запись Драммонда - не единственный факт, о котором вы молчали раньше или продолжаете молчать до сих пор. Но молчание молчанию - рознь.

Вот, скажем, в своей книге вы опубликовали фотографию водяного знака из книги Честера, на котором изображен "не мышонок не лягушка, а неведома зверушка" и который вы почему-то идентифицировали как "единорога". А позднее оказалось, что в вашем архиве есть фотография другого водяного знака, на котором действительно изображен единорог и который вы почему-то в своей книге не поместили. Вы решили обнародовать его на моем сайте только после того, как я написал, что ваш водяной знак на единорога не похож. Однако здесь к вам претензий быть не может. Во-первых, весь свой архив не опубликуешь. А, во-вторых, умолчав о "хорошем" единороге и опубликовав сомнительного, вы ничего не выиграли, скорее, наоборот, поступили себе в ущерб. Ваше полное право.

Но иногда ваше молчание производит совсем другое впечатление.

Например, в своей монографии вы сообщаете, что в книге Честера есть не один водяной знак, а несколько (по вашим словам, "всего их шесть"). Но что это за знаки такие, на каждом ли из них изображен единорог или, может быть, там есть и другие животные, вы почему-то так и не рассказали. Почему? Может быть, среди них есть такие, которые противоречат идентификации с Ратлендом? Или, скажем, свидетельствуют в пользу идентификации с кем-то другим? Также вы сообщаете, что "один из [шести] знаков честеровского сборника <...> попался в рукописной копии старинного письма". Какой именно? Кто автор этого письма? Не написал ли его случайно человек, которого предлагали на роль прототипа честеровского сборника другие ученые, авторы конкурирующих гипотез? Если бы вы об этом читателям рассказали, таких вопросов не возникало бы. А поскольку молчите - возникают.

Или возьмем еще один пример. Во всех русских изданиях "Игры" вы приводите письмо известного шекспироведа Парка Хонана, в котором он высоко оценивает вашу теорию честеровского сборника. Однако это письмо он написал вам в далеком 1992 году. Через шесть лет после этого, в 1998 году, проф. Хонан опубликовал в Оксфорде свою биографию Шекспира, и в ней он уже вашу теорию больше не поддерживает. Теперь он сторонник теории Брауна. Что же касается вашей гипотезы, то о ней он даже не упоминает. Где-то между 2000-м и 2003-м годом вы эту книгу Хонана прочли. Установить это несложно: в издании 2000-го года вы на нее еще не ссылаетесь, а в американском издании 2003 года - уже ссылаетесь. Но раз вы ее прочли, значит, знаете, что Хонан свои взгляды изменил и, по идее, должны были бы англоязычным читателям об этом честно рассказать. Но нет. В уточненном и дополненном американском издании 2003 года вы не только об этом умалчиваете, но и полностью воспроизводите письмо Хонана безо всяких оговорок, как будто он по-прежнему, как и одинадцать лет назад, является вашим сторонником. Я не знаю, как воспринял ваше странное умолчание сам профессор Хонан, но у каждого читателя, знакомого с его книгой (а с ней знаком любой современный шекспировед), неизбежно возникнет вопрос: почему вы не написали правду?

То же самое и в случае с записью Драммонда. В своем открытом письме вы открыто признаетесь, что знаете про нее уже шесть лет. Но молчите. Разумеется, у любого читателя вашего письма не может не возникнуть вопрос: почему? Тем более, что к умолчаниям и сознательному сокрытию фактов в науке вы относитесь резко отрицательно. Вот лишь некоторые ваши высказывания (жирный шрифт - мой):

Полное умолчание о впервые выявленных реалиях, связанных с Беном Джонсоном, его вкладом в сборник и его особыми отношениями с Рэтлендами и другими "поэтами Бельвуарской долины" говорит о том, что эта область находится далеко за пределами компетенции рецензента.

 

О других гипотезах, например о пользующейся наибольшей поддержкой среди западных ученых гипотезе К. Брауна (который версию Гросарта осмеивал), в статье Н. Б. - ни слова. Молчанием обойден и важнейший, подчеркиваемый всеми оппонентами Гросарта факт...

 

О его неграмотных детях Н. Б. промолчал...

 

...Н. Б. о всех важнейших основаниях для передатировки умолчал.

 

Этот потрясающий факт ни наши, ни западные приверженцы традиции вразумительно объяснить не могут, поэтому обычно предпочитают о нем промолчать.

Как видим, других ученых за замалчивание невыгодных для них фактов вы осуждаете. Но чем же тогда объяснить ваше многолетнее замалчивание записи Драммонда? Может быть, вы молчали о ней потому, что понимали, что она представляет для вашей концепции серьезную угрозу? Правда, из вашего письма явствует, что вы так не думаете. Наоборот. Вы утверждаете, что эта запись с вашей теорией прекрасно согласуется. Но в таком случае ваш обет молчания становится еще более загадочным. Если вы не считали запись Драммонда для своей гипотезы опасной, значит вполне могли о ней читателям рассказать. Однако вы этого не сделали. Значит, все-таки считали, что она для вас опасна?

Одним словом, я так ничего и не понял... Но, следуя вашему примеру, я больше

не буду задерживаться на этом эпизоде, имеющем отношение скорее к этике, чем к шекспироведению.

На сем разрешите пожелать вам всех благ и откланяться,

ББ

PS Как я уже сказал, запись Драммонда аннулирует только один пункт вашей версии бельвуарской гипотезы, но в ней, как и в бельвуарской гипотезе в целом, есть ряд и других мифов, которые тоже стоило бы обсудить. Надеюсь, судьба сменит гнев на милость, ни ДТП, ни взрывов на родине Шекспира, ни других несчастий больше не случится, и такая возможность когда-нибудь представится.

Приложения:

1. Страница 90 из 2-го изд. книги И.Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса" (2000 г.), на которой не упоминается запись Драммонда о честеровском сборнике.

2. Страница 98 из 2-го изд. книги И.Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса" (2000 г.), на которой эта запись тоже не упоминается.

Дата публикации в Интернете 17.07.2005
Copyright©2005 by Boris L. Boruchov All rights reserved