.

III. "ВЕЛИКИЕ ВЛАДЕТЕЛИ"

6) О "ВЕЛИКИХ ВЛАДЕТЕЛЯХ" В ПРЕДИСЛОВИИ К "ТРОИЛУ И КРЕССИДЕ".

И.М. Гилилов утверждает в своей книге, что "Великие Владетели" пьес - это высокопоставленные персоны, стоящие за появлением в печати новых пьес, и такой перевод - вопреки тому, что пишете Вы, Борис Львович, - по смыслу совершенно правилен. Так понимают это выражение из предисловия к "Троилу и Крессиде" нестратфордианцы, например, Ч. Огберн (Ch. Ogburn) и А.Дж. Эванс (A.J. Evans).

Последний (кстати, сторонник дербианской гипотезы) посвящает вопросу о "Великих Владетелях" несколько страниц в своей книге "Шекспировский магический круг" (Evans A.J. Shakespeare's Magic Circle. L.: Arthur Barker Ltd., 1956. P. 66-71). Мне показалось интересным воспроизвести некоторые высказанные им мысли для тех читателей, которые по каким-то причинам не могут ознакомиться с этой книгой, вышедшей довольно давно.

Сначала Эванс пишет, что "этот термин "Великие Владетели" ("The Grand Possessors") ... чрезвычайно интересен" (Ibid., P. 66). Он напоминает мимоходом, что Э. Мэлоун и некоторые другие шекспироведы считали, что, судя по стилистике, предисловие к "Троилу и Крессиде", где данное словосочетание появилось, написал не кто иной, как Бен Джонсон (P. 66-67). А затем, уточнив, что под термином "Grand Possessors" имеются в виду собственники (owners) пьес, задается вопросом: "Кто же были эти Великие Владетели пьес, обладавшие очевидными полномочиями публиковать или не публиковать пьесы или даже скрывать от публики факт существования некоторых пьес, если считали это целесообразным?" Он сам отвечает на этот вопрос так: "Самыми вероятными "Великими Владетелями" были члены Шекспировского общества (Shakespeare Society), которое я назвал "магическим кругом"" (P. 68).

По мнению Эванса, "человеком, который скорее всего был тем, кого сегодня мы назвали бы почетным секретарем Шекспировского общества, была Мэри, леди Пембрук, сестра сэра Филипа Сидни, мать графов Пембрука и Монтгомери, которым было посвящено Первое Фолио" (P. 68), а ее поместье Уилтон являлось ""домом поэзии" (home of poetry) и центром... "Магического круга"" (P. 69). Напомню, это пишет сторонник дербианской гипотезы, отвергший Рэтленда как вероятного "кандидата в Шекспиры", а между тем его мысли по данному вопросу удивительным образом перекликаются с гилиловскими, не правда ли?

Завершает Эванс свои размышления по поводу "Великих Владетелей" следующим пассажем: "Если моя теория о том, что именно члены "Магического кружка" были "Великими Владетелями" многих неопубликованных пьес, включая шесть таких, о которых никто не слышал, и о том, что леди Пембрук выступала секретарем этого Шекспировского общества, верна, стало быть, весьма резонно (reasonable) предположить, что перед кончиной она дала своим сыновьям распоряжение о публикации пьес", т.е. Первого Фолио (P. 71).

Таким образом, как видим, британский шекспировед Эванс не испытывает никакого дискомфорта, утверждая, что "Великие Владетели" (кем бы они ни были) действительно являлись собственниками, владельцами (owners) пьес и распоряжались ими по своему усмотрению. А поскольку подобное толкование имеет право на существование (возможно, наряду с какими-то другими), значит, и Гилилов не ошибался, понимая это своеобразное джонсоновское (?) выражение именно так.

В заключение приведу еще одно высказывание Эванса, не имеющее прямого отношения к термину "Великие Владетели", но само по себе примечательное, особенно если учесть, что это пишет дербианец: "...если поблизости от Шекспира существовал некий "магический круг", Рэтленд, несомненно, туда входил" (P. 65-66).

IV. ГРАФ РЭТЛЕНД И ПОЭЗИЯ

7) ПОЭТИЧЕСКИЙ КРУЖОК ИЛИ ПИВНОЙ ПОГРЕБ?

Признаюсь, уважаемый Борис Львович, Ваши безапеляционные заявления о том, что граф Рэтленд "не имел никакого отношения к литературе", "никогда не занимался меценатством", "поэтов не мог терпеть", вызывают у меня серьезные сомнения. Перечислю некоторые аргументы, которые, я надеюсь, побудят Вас если не изменить свою точку зрения по этому вопросу, то хотя бы смягчить резкость формулировок или же просто привести Ваши собственные объяснения приводимых мною ниже фактов.

Во-первых, как совершенно справедливо пишет в своем отклике блистательная Маша В., доказано, что "некоторые поэты таки там у них тусовались". Одним из таких доказательств является пьеса Бена Джонсона "Печальный пастух", в которой, как согласны многие из джонсоноведов (те, которые вообще давали себе труд заниматься идентификацией прототипов джонсоновских пьес и масок), под именами Робин Худ и Дева Мэриан изображены именно граф Рэтленд и его жена, а окружающие их пастухи - не кто иные, как "поэты Бельвуарской долины".

Могу добавить к этому, что поэты не только там "тусовались", но и (судя по дошедшим до нас хозяйственным записям Бельвуара тех времен, когда хозяином замка был именно Роджер Мэннерс, 5-й граф Рэтленд) поглощали в немыслимых количествах самые изысканные блюда, часто слушали приглашенных музыкантов, смотрели представления различных актерских трупп.

Разумеется, можно предположить, что граф ограничивал свое участие во всех этих увеселениях тем, что всего-навсего подписывал огромные счета за пиры, актеров и музыкантов (а также, кстати, музыкальные инструменты и книги, среди которых были и поэтические произведения; например, в "Кориэтовых нелепостях" - последней оплаченной графом книге - участвовали, как мы помним, аж 56 поэтов!) - вероятно, для того лишь, чтобы сделать приятное своей супруге, любительнице поэзии и искусств.

Развивая эту, несомненно, плодотворную мысль, можно пойти дальше и сделать еще одно смелое предположение. По логике вещей, в тот момент, когда графиня Елизавета устраивала в замке заседания бельвуарского поэтического кружка, граф проводил это время в другом месте. Рискну высказать догадку, в каком именно. Конечно же, либо на охоте, либо, ясное дело, где-то неподалеку от пивного погреба! Одна моя подруга весной этого года побывала в Бельвуаре и привезла мне оттуда туристический буклет. Надо сказать, в замке имеются великолепные пивные погреба; они, правда, претерпели реконструкцию вместе со всем замком, однако запасы золотого напитка в них никогда не переводились с незапамятных времен.

Нравятся ли Вам такие такие предположения? Честно говоря, мне самой они представляются весьма натянутыми и маловероятными. Как-то с трудом верится, чтобы человек альтруистически и, я бы сказала, мазохистски платил за то, в чем сам не участвует и что у него вызывает отвращение. Но в любом случае графа нельзя упрекнуть в том, что он не занимался меценатством: как бы то ни было, поэтов-то он ведь кормил!

Во-вторых, зачем графу Рэтленду понадобилось становиться магистром искусств обоих университетов (под "искусствами" тогда разумелась в первую очередь литература)? Я понимаю, что учиться в Кембридже его могла заставить мать, однако степень в Оксфорде он получал ведь уже совершенно самостоятельно после кончины матери, по доброй воле. Вряд ли можно заподозрить графа в том, что он хотел всего-навсего получить "корочки", чтобы повесить их на стену среди прочих регалий (например, грамот на владение и управление поместьями).

В-третьих, мы знаем, что он учился в корпорации Gray's Inn, где студенты - как, кстати, и в университетах - постоянно устраивали разнообразные театральные представления. Неужели его могло миновать увлечение театральным искусством (а многие пьесы тогда писались в стихах), столько распространенное в его время среди студентов обоих университетов и всех четырех корпораций? Или же граф любил театр, а не любил только "чистую поэзию", вне пьес? Или же он любил и поэзию тоже, но лишь не мог терпеть тех, кто ее создавал? Возможно, у Вас есть какие-то иные соображения на сей счет.

В-четвертых, документально подтверждено, что посещать театр граф все-таки любил, причем настолько, что даже пренебрегал своими обязанностями при дворе (см. письмо Роуланда Уайта (Rowland Whyte) сэру Роберту Сидни от 11 октября 1599 г. Sidney Papers. T. II. P. 132). Как видите, я осторожно пишу "любил посещать театр", а не "любил театр". Ведь совершенно неизвестно, что он там делал. Вполне возможно, что ходил туда просто затем, чтобы съесть бутерброд с семгой в буфете. Следуя Вашей логике, это куда вероятнее, чем гораздо более естественный вывод о том, что граф Рэтленд увлекался театром.

Кстати, как пишет известная переводчица М. Литвинова, театр "Глобус", создававшийся как раз в то время (конец 1599 - начало 1600 гг.), был построен на участке земли, который по поручению графа Рэтленда купил его дворецкий Т. Скревен!

В-пятых, как сообщает одна из современных энциклопедий (Columbia Encyclopedia, 6th ed., 2003), граф Рэтленд, по всей видимости, оплатил учебу в Европе архитектора и поэта Иньиго Джонса. Что это, как не меценатство? Зачем графу оплачивать занятия искусством лица неприятной ему профессии?

В-шестых, можно ли всерьез утверждать, что дочь великого поэта Филипа Сидни, выросшую в атмосфере всеобщего обожания ее отца и его поэтического творчества, в окружении поэтов, которые жили в Уилтоне, имении ее тетки, Мэри Сидни-Пембрук, могли выдать замуж за человека, совершенно чуждого поэзии, отвергнув при этом всех прочих аристократов, в т.ч. Роберта Сэсила (который поэзии как раз не был чужд, но, правда, имел ярко выраженный физический недостаток)?

В-седьмых, даже стратфордианцы, а также сторонники других гипотез (как мы видели, в частности, на примере дербианца А.Дж. Эванса, см. выше мои заметки о "Великих Владетелях") не отрицают, что граф Рэтленд входил в поэтический круг Шекспира, то есть как минимум общался с поэтами. Разумеется, можно выражать сомнения в его авторстве или строить догадки относительно того, какую конкретно роль он играл в этом поэтическом кругу, однако безоговорочно утверждать, что граф "не имел никакого отношения к литературе", как мне кажется, рановато, ибо есть факты, заставляющие в этом усомниться.

Вот такие доводы пришли мне в голову по этому вопросу. Надеюсь, Борис Львович, Вы также приведете какие-то более сильные и остроумные доказательства Вашей точки зрения на сей счет, как Вы это умеете делать.

V. О ЕДИНОРОГЕ - ВОДЯНОМ ЗНАКЕ

В ЧЕСТЕРОВСКОМ СБОРНИКЕ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ

8) ОХОТА НА ЕДИНОРОГОВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.

В справочниках по водяным знакам XVI-XVII вв. можно найти десятки самых разных единорогов - бегущих, сидящих, стоящих на задних ногах, с прямым или витым рогом и т.п. Необычность "честеровского" единорога, приведенного Гилиловым в "Игре…", - в его искривленных задних ногах. Это искривление могло образоваться случайно вследствие смещения нитей, образующих рисунок, в процессе производства бумаги, но могло быть таким и задумано. Именно эта особенность (или дефект) "честеровского" единорога и делает его уникальным водяным знаком, присущим только определенной партии бумаги, произведенной на определенной фабрике в определенное время. Поэтому так важно найти другие издания, напечатанные на бумаге с этим же знаком - здесь вероятность случайного совпадения практически исключена (хотя время использования разных частей одной партии бумаги может не совпадать).

Что касается "несходства" странного честеровского единорога с традиционными, изображенными на гербе Рэтленда, то Гилилов просто констатирует два факта: в честеровском сборнике есть водяной знак в виде единорога и в гербе Рэтлендов есть два единорога, но нигде не утверждает, что единорог на водяном знаке - это и есть геральдический единорог (тот же самый, что на гербе, или другой). Более того, Гилилов сообщил мне, что всего в книге Честера шесть разных водяных знаков (см. также "Игра…", 2-е изд., стр. 84), в т.ч. три различных единорога. И по крайней мере один из них очень похож на традиционные изображения, подобные тем, что присутствуют на гербе Рэтленда.

Я воспроизвожу переданное мне И.М. Гилиловым изображение этого единорога из того экземпляра честеровского сборника, который хранится в б-ке им. Фолджера в Вашингтоне. Он получил это изображение в марте 1990 г. от экспертов по водяным знакам из названной библиотеки, и, кстати говоря, ни они, ни их коллеги из Британского музея не выразили никаких сомнений в том, что существо на водяном знаке, воспроизведенном Гилиловым в своей книге, действительно является единорогом. Судя по всему, Гилилов не придает очень большого значения сходству этого знака с традиционными изображениями (вопреки тому, что пишете Вы, Борис Львович), иначе он, наверное, поместил бы в своей книге и этот водяной знак, не так ли? Но для него более важен необыкновенный единорог с искривленными ногами, уникальность которого дает возможность произвести окончательную датировку честеровского сборника.

Еще один, более "традиционный" единорог, изображенный в Фолджеровском экземпляре честеровского сборника. Из архива И.М.Гилилова.

Таким образом, Ваши соображения и возражения по поводу водяных знаков в честеровском сборнике оказываются несостоятельными, в т.ч. и предположение о том, что этот уникальный единорог похож на птицу (птицу с копытами, получается?). Но, вероятно, было бы целесообразно попросить И.М. Гилилова в следующем издании своей книги воспроизвести и этот водяной знак тоже. Для других сомневающихся…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В конце этих заметок хотелось бы высказать несколько соображений общего характера, в частности, по поводу ряда положений открытого письма, адресованного Вами И.М. Гилилову.

Право же, Борис Львович, мне было чрезвычайно странно читать, что исследователь, человек науки, каким Вы, судя по всему, являетесь, призывает другого исследователя (Гилилова) вынести сугубо научный спор на обсуждение в суде. Ни один суд общей юрисдикции просто не примет подобный спор к рассмотрению, ибо научные проблемы не входят в сферу его компетенции (арбитражный тоже не годится, т.к. рассматривает споры лишь между юридическими лицами). Я надеюсь все-таки, что это была фигура речи, ибо не может быть, чтобы Вы всерьез предлагали решать научные проблемы в суде.

Если все же оперировать юридическими понятиями в Шекспировском вопросе, то здесь все предельно просто - в том, что Шекспир и Шакспер - одно лицо, сомневаться не приходится: есть стратфордский монумент ШЕКСПИРУ (на нем это, собственно, и написано). Это юридический (а также медицинский, физический и какой угодно) факт. Здесь просто не о чем спорить, надо лишь отойти в сторонку, сняв шляпу. Однако я надеюсь, что Вы создавали свой сайт не для того, чтобы повторять слабые доводы в защиту авторства Шакспера.

Что же касается проблемы авторских прав, которые, по Вашим словам, И.М. Гилилов стремится отобрать у Уильяма Шакспера, джент., и передать Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Рэтленду, то, на мой взгляд, она и проста, и сложна одновременно. Как известно, ни Шакспер, ни Рэтленд никогда не заявляли никаких претензий на авторство шекспировских произведений. Более того, если теория Гилилова верна, то Шакспер просто не понял бы, о чем идет речь (хотя, конечно, не отказался бы от авторских гонораров), а Рэтленд стал бы, по всей вероятности, всячески отрицать свое авторство (как из-за того, что иначе ему незачем было городить огород с подставной фигурой - Шакспером, так и из-за причастности к шекспировскому творчеству других людей, помимо него самого). К тому же, следует отметить, в шекспировскую эпоху авторским правам большого значения не придавали, особенно если литературное творчество не являлось для авторов источником серьезного дохода.

Разрешение Шекспировского вопроса нужно, разумеется, не мертвым, особенно тем, которые о своей прижизненной и посмертной славе никак не заботились, оно нужно нам, живым. И в любом случае cама по себе проблема личности Шекспира - это не проблема атрибуции авторских прав (тем более их срок давным-давно истек), а научная проблема, имеющая как самостоятельное, так и общекультурное значение (см. аргументацию в книге Гилилова).

Вообще, в ходе ознакомления с Вашими статьями, Борис Львович, у меня сложилось впечатление, что Вы склонны к излишнему упрощению некоторых комплексных проблем (в частности, датировки честеровского сборника, анализа творчества Бена Джонсона и др.) и, напротив, придаете чересчур большое значение разным пустякам (к примеру, пресловутой "плоской вершине", о которой можно было упомянуть в двух-трех словах, да и с многостраничным трактатом о деревьях Вы, на мой взгляд, переборщили). Вы нередко игнорируете СОВОКУПНОСТЬ фактов, лежащих в основе той или иной гипотезы, не видите второго смысла высказываний (например, у того же Джонсона) и даже не допускаете возможности его наличия. А между тем, даже в любой современной газете можно найти высказывания с двойным смыслом (вот, наугад, беру последний номер "Новой Газеты", в нем заголовок - "Реакция Путина"; ведь не станете же Вы отрицать, что здесь есть двойной смысл?), что уж тут говорить о мастере слова - Бене Джонсоне? И - вопреки тому, что Вы пишете - совершенно не обязательно один смысл отрицает второй, они вполне могут сосуществовать параллельно, все зависит от нашей интерпретации, нашего желания увидеть "второе дно".

Как бы то ни было, исследования и дискуссия должны продолжаться, и этому в немалой степени способствует Ваш сайт. Множество тайн хранят библиотеки и архивы в Западной Европе и США. В частности, как мне сообщил И.М. Гилилов, не исследован архив одного из зачинателей и, как бы мы сейчас сказали, спонсоров фарса вокруг Томаса Кориэта. Конечно, хотелось бы, чтобы к исследованиям наиболее актуальных на сегодня проблем, относящихся к Шекспировскому вопросу в свете теории Гилилова, подключились ученые в США, Великобритании, Франции и других странах.

Будем надеяться, что этому станет способствовать уже состоявшийся выход книги И.М. Гилилова на английском языке.

С уважением и пожеланием творческих успехов,

Лора Иванкова

Дата публикации в Интернете - 06.11.2003