Валерия Флорова (Москва)

УЛОВКА "КЛЮЧА"

Если спросить меня, как я отношусь к ратлендианской гипотезе И.М.Гилилова, я отвечу: это любопытный феномен "игры культуры". А если точнее определить жанр, в котором выступил Илья Менделевич, то назвать его придётся псевдонаукой. Так называется деятельность, в результате которой ненаучное содержание - вымысел, мифологема, идиологема, прямая ошибка или подтасовка и т. п. - выдаётся за научную теорию, якобы соответствующую научным принципам и методологии. Как правило, псевдонаука спекулирует на популярных в массовом сознании мифологемах тайны, заговора, загадочности.

Основные черты псевдонауки - установка на пассивное восприятие информации широкой аудиторией, доступность, развлекательность, стандартность, - определяют её широкую популярность и неоригинальность. Какой бы неожиданной и своеобразной ни казалась псевдонаучная теория массовому читателю, она никогда не является новаторской потому, что удовлетворяет стандарту массового мышления. Псевдонаука пользуется одними и теми же "концепциями" и одними и теми же приёмами, большую часть которых, она, кстати сказать, позаимствовала в "мусорной корзине" настоящей науки.

Один из подобных стандартных приёмов можно назвать уловкой "ключа". Эта уловка впервые появилась и была выявлена в рамках традиционного шекспироведения. Основанная на "наивном реализме" восприятия художественных текстов, она эксплуатировалась разными исследователями XIX века с таким успехом, что в ХХ веке, с развитием теории языка и теории литературы, была осознана как недопустимая. Уловка "ключа" предполагает отождествление произведения и биографии художника, причём, в зависимости от цели, поставленной перед уловкой, из произведения "вычитывается" именно то содержание, которое нужно "исследователю". В предельной степени эта уловка превращается в поиск шифра-ключа, с помощью которого можно получить в художественном тексте отнюдь не художественные ответы на интересующие "исследователя" вопросы. Обычно, однако, эта уловка представляет собой поиск текста, который объявляется "ключевым" для понимания обстоятельств жизни его создателя. В минимальной степени уловка "ключа" используется при поиске "прототипов" для художественных персонажей, благодаря чему, опять-таки, "исследователь" получает возможность толковать жизнь автора через отождествление обстоятельств жизни с коллизиями произведения. Во всех случаях уловка "ключа" имеет один и тот же механизм.

Описать его можно так: в художественном тексте имеется "ключ" для воссоздания реальной биографии писателя, оставленный им самим. Собственно художественность в таком тексте является только видом шифровки, не позволяющей профанам проникнуть в личные тайны автора. Но посвящённый, то есть тот, кто способен найти "ключ", узнает, что подлинное содержание текста - биографический документ-признание.

Именно уловка "ключа" является основной для первой главы книги И.М.Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире", в которой излагается один из главных "аргументов" автора.

Уловка начинается с обнаружения текста, который объявляется "ключом" для понимания не творчества, а биографии великого поэта и драматурга. Согласно высказываемой И.М.Гилиловым точке зрения, в шекспировском наследии имеется текст, "который без преувеличения можно назвать самым загадочным произведением Шекспира". Этой "загадкой" оказывается 64-строчное стихотворение, получившее в англоязычной традиции название "[Птица] Феникс и Голубь" и впервые опубликованное в так называемом честеровском сборнике. "Загадочность" стихотворения определяется его аллегорическим характером, который И.Гилилов однозначно трактует как способ шифровки чрезвычайно важных биографических данных. Чтобы найти "ключ" к пониманию этих данных автор гипотезы предлагает установить "прототипы" главных персонажей стихотворения. С этой целью И.М.Гилилов пересказывает содержание других произведений, напечатанных в том же честеровском сборнике, оставив в стороне сам шекспировский текст. Так что можно сказать: образы птицы Феникс и Голубя в трактовке Гилилова являются "средним арифметическим", выведенным из нескольких разнородных произведений разных авторов.

Содержание стихотворения "[Птица] Феникс и Голубь" И.М.Гилилов излагает своими словами так: в нём "оплакивается уход из жизни удивительной четы, названной аллегорическими именами Голубя и Феникс. При жизни их связывал брак чисто духовного свойства, но они были настолько близки друг другу, что между ними трудно даже провести грань <...> Реквием исполняется в память их обоих, но мы узнаём, что умерли они не одновременно, а один за другим. Первым уходит Голубь - сгорает в пламени на глазах своей подруги, после чего она следует за ним".

Во втором издании "Игры" И.М.Гилилов привёл свой прозаический перевод, наиболее важные строфы в котором выглядят так:

Возглашается антифон:
Любовь и Постоянство умерли,
Феникс и Голубь исчезли отсюда
В обоюдном пламени.
<...>
Так сияла их (между ними) любовь,
Что Голубь видел своё право
Сгореть на глазах у Феникс.
(примечание: Голубь видел себя в глазах Феникс объятым пламенем)

Выражение "объятый пламенем в глазах Феникс" является метафорой. Известно, что мифическая птица Феникс, которая в стихотворении Шекспира символизирует Любовь, умирает, сгорая в собственном пламени. Голубь символизирует у Шекспира Постоянство, которое является оборотной стороной любви, ею метафорически воспламеняется (поскольку постоянство само по себе не пылкое чувство) и "сгорает" вместе с нею. Нет никакого основания утверждать, что в вышеприведённых строфах содержится сообщение о том, что Голубь в буквальном смысле слова "сгорел" на глазах у своей подруги, а уж после этого "сгорела" и она. Кстати, последовательность смертей у Шекспира скорее обратная, как это показывает последовательность упоминаний о смерти персонажей в заключающем стихотворение "Плаче":

Смерть стала Гнездом Феникс,
И верное сердце Голубя
Обрело покой в вечности.

Однако, разумеется, такое толкование неприемлемо для И.М.Гилилова, поскольку он уже нашёл "нужную биографию", которая требует, чтобы Голубь буквально "сгорал" раньше, чем Феникс. "Только найдя несомненно существовавших в шекспировской Англии прототипов Голубя и Феникс, можно будет понять и объяснить" стихи честеровского сборника, - утверждает И.М.Гилилов. "Другой такой пары в Англии не было". "Это были Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, и его жена Елизавета, дочь великого поэта Филипа Сидни". "Роджер скончался в Кэмбридже 26 июня после длительной и тяжёлой болезни; ему было 35 лет". "Она прожила на свете менее 27 лет и покинула этот мир по собственной воле, вслед за своим мужем". Шекспировское стихотворение таким образом является документом, где в аллегорической - то есть зашифрованной - форме сообщается об этом событии.

Итак, по И.Гилилову, буквальное толкование стихотворения "[Птица] Феникс и Голубь" с помощью "экстракта" из честеровского сборника объясняет биографию Шекспира. Что же это за биография?

Это биография уникальной супружеской четы, смерть которой описана в стихотворении... автором которого и является сама эта супружеская чета.

Стоит ещё раз повторить ход рассуждения И.М.Гилилова:

1) среди произведений Шекспира есть такое, которое является "ключом" к его биографии;

2) это "ключевое" произведение - стихотворение "[Птица] Феникс и Голубь";

3) правильное понимание этого аллегорического текста должно быть буквально биографическим;

4) это стихотворение сообщает о смерти уникальной супружеской четы;

5) биография этой четы и является истинной биографией Шекспира -

следовательно,

стихотворение "[Птица] Феникс и Голубь" сообщает о смерти своего собственного автора.

Разумеется, подобный вывод абсолютно неприемлем для И.М.Гилилова, которому ясно, что, если довести его гипотезу до логического конца, она приобретёт комический вид. Поэтому её создатель не счёл нужным делать подобного вывода в тексте главы, но сразу попытался найти "меняющие дело" оговорки. Можно было бы даже усомниться, способен ли сам И.М.Гилилов делать выводы из своих гипотез, но в данном случае ответ несомненен. Ибо в самом конце своей книги он всё же нашёл правомерным задать вопрос: "что же тогда представляет из себя прекрасная поэма, известная под <...> названием "Феникс и Голубь" <...>? ..В книге Честера под этой поэмой стоит имя Шекспира, - как совместить этот факт с тем, что в ней оплакивается смерть тех, кто творил под этим именем?"

"Совместить факты" И.М.Гилилов пытался уже в первой главе, хотя и не сочтя нужным привести тому истинные причины. Для этого он прежде всего поделил стихотворение "[Птица] Феникс и Голубь" на две части по "типографскому" признаку. Ведь последняя, третья страница "имеет <...> отдельное полиграфическое оформление: она окаймлена сверху и снизу орнаментальными рамками - бордюром". Заголовок - "Плач" - и подпись - "Уилльям Шек-спир" наличествуют только на этой последней странице. "Таким образом, внешне две части поэмы выглядят как вполне самостоятельные произведения"; к этому следует добавить, что "Плач" написан строфами в три, а не в четыре строки. На этом основании И.М.Гилилов считает возможным повторить "предположения некоторых учёных, что перед нами два отдельных произведения", из чего он незамедлительно делает другой, ещё более смелый вывод: "стихотворение на первых двух страницах могло быть написано другим автором".

Но этот кардинальный, ничем не обоснованный вывод ничего не меняет: если в "первой части" стихотворения рассказывается о смерти и похоронах Феникс и Голубя, то во "второй части" содержится "Плач" над их могильной урной, то есть в обоих случаях "птицы" ("авторы" стихотворения) уже мертвы.

Тогда И.М.Гилилов делает последнее решающее умозаключение: это стихотворение вообще не принадлежит Шекспиру, а подпись внизу страницы - совсем не подпись, а "часть поэтического текста". "Это <...> наконец-то найденный некролог, реквием по Шекспиру". Завершающая "Плач" строфа

Пусть к этой урне приходят те,
Кто верны или прекрасны,
Об этих мёртвых птицах вздохнуть молитвой

в переводе И.М.Гилилова приобретает вид:

Об этих умерших птицах вздохнёт молящийся Уильям Шекспир.

То обстоятельство, что "молящийся Уильям Шекспир" и является теми самыми "мёртвыми птицами", о которых ему надлежит молиться, и то, что такой перевод не соответствует ни грамматике (глагол "вздохнуть" стоит в другой грамматической форме), ни синтаксису английского языка (подлежащее должно предшествовать сказуемому) - это мелочи, на которые И.М.Гилилов не обращает никакого внимания. И на фоне всей его изложенной здесь гипотезы это действительно мелочи.

Потому что теперь можно представить себе полностью всю картину употребления И.М.Гилиловым уловки "ключа":

1. В корпусе шекспировских текстов есть произведение, служащее "ключом" для расшифровки биографии Шекспира;

2. Это произведение - стихотворение "[Птица] Феникс и Голубь" - повествует о смерти, похоронах и надгробном плаче над урной некой уникальной супружеской четы;

3. Эта уникальная супружеская чета и является Шекспиром;

4. Следовательно, в "ключевом" произведении его автор - Шекспир описывает свою собственную смерть и похороны;

5. Однако это нелепо;

6. Следовательно, "ключевое" произведение Шекспира не может быть произведением Шекспира;

7. Поэтому оно является анонимным реквиемом по Шекспиру;

8. Однако этот реквием выдаётся за произведение Шекспира из соображений конспирации.

Уловка "ключа", приводящая в своей обычной форме к нелепости, теперь, в вынужденно преобразованнном виде, порождает другую нелепость:

в корпусе произведений Шекспира имеется "ключ" к биографии Шекспира в виде "реквиема Шекспира по Шекспиру", написанного от лица анонимного "не-Шекспира", прикидывающегося "Шекспиром".

Подведём итоги.

Уловка "ключа", как и всякая другая методологическая ошибка, как правило, приводит применяющих её исследователей к противоречиям и даже к явному абсурду. Однако не всякий исследователь способен опознать ущербность собственного инструментария и средств и в результате отказаться от интуитивно близкой себе концепции. В примере с использованием уловки "ключа" в книге И.М.Гилилова становится очевидно, что автор свежей ратлендианской гипотезы, столкнувшись с бросающейся в глаза нелепостью, оказался не способен отказаться от порочного приёма.

Можно ли изложить гипотезу И.М.Гилилова, удалив из неё уловку "ключа"? Нет: при удалении этой уловки разваливается вся "аргументация" первой главы книги. Попробуем вслед за И.М.Гилиловым некритично допустить, что стихотворение "[Птица] Феникс и Голубь" в действительности принадлежит не Шекспиру, а, например, Флетчеру, который зачем-то "замаскировался" чужим именем. Допустим далее, что честеровский сборник создан на смерть некой четы, чей целомудренный брак породил какое-то "чудо совершенства", допустим даже, что этой четой была супружеская пара Мэннерсов. Но при чём здесь Шекспир? Что общего между смертью аристократических супругов и "подлинной" биографией Шекспира? Ничего: "общее" можно установить только воспользовавшись уловкой "ключа", то есть приписав мнимому "Флетчеру" намерение преподнести потомкам "ключ" к биографии своей "маски" в аллегорическом, то есть "зашифрованном якобы-шекспировском стихотворении".

Когда отечественные шекспироведы обратились к критике бестселлера И.М.Гилилова, научная добросовестность заставила их сосредоточить своё внимание главным образом на содержащихся в книге фактических ошибках, подтасовках и всевозможных огрехах перевода. Всего этого у И.М.Гилилова, разумеется, более, чем достаточно; однако не в этом в первую очередь обнаруживается сущность псевдонауки. Её сущность выявляется в стремлении выдать алогизмы и уловки за научно-методологические принципы.

Дата публикации в Интернете - 24.08.2003