Отклики читателей на материалы сайта
Игра об Илье Гилилове,
или Неразгаданный Шекспир

Отлик на статью Г.Михайлова
"Воинствующие графоманы в Интернете"

Ольга Веката

«г.г. Б.Б. и А.Б.»

Я очень люблю монологи. И это совершенно естественно, потому что по рождению и образованию я актриса. У меня, как и у моих собратьев по цеху, множество профессиональных заболеваний: круглосуточный поиск подтекстов в текстах, безудержное неутомимое цитирование, неутолимая страсть к действенному анализу… и несть им числа. При виде хорошей пиески или приличного монолога у меня сразу срабатывает условный рефлекс, как у несчастной собаки, и я не могу удержаться, чтобы тут же их не проанализировать. Монолог Г.Михайлова показался мне неприличным. А посему и анализа недостойным. Я чувствовала… Да. Что я чувствовала, дочитывая монолог Г.Михайлова? Глухую, душную тоску чувствовала я, господа, и безнадегу, которая всегда сопровождает мысли о советской еще России с ее «мордой наших буден» и «бурдой наших моден». «Язык немеет от такого чувства и от него захватывает дух».

Чтобы как-то избавится от «такого чувства», я попыталась думать о пустяках, о чем-нибудь своем, о женском, вспомнила, что большому круглому кактусу по имени Феникс (назван так задолго до событий) давно тесно в старом горшке и решила совершить насущное, полезное, доброе дело, ибо это облагораживает и укрепляет дух. Пока я хлопотала над Фениксом, мрачные мысли ушли и совбесы разлетелись. Но рефлекс, господа, рефлекс «фонил», как 4 блок, разрушая меня изнутри. Монолог подмигивал мне с экрана, я сопротивлялась: «renixa, глупость, казус», но невольно продолжала о нем размышлять.

«Сначала я молчать хотела», как принято в приличных домах, ведь «по закону не бьются с неизвестными», но потом сдалась, подчинившись госпоже Природе, заглянула в монолог еще раз, увидела, что совсем не простой он, этот казус, а казус белли всему, что мне дорого, и решила, что «с ним заговорю, хотя бы ад, восстав, зажал мне рот.» По инерции я хотела воспользоваться несколько побитой молью, старой доброй системой некоего К.С.С., но перечитав монолог внимательно, отказалась от этой идеи. Уж слишком привлекательной показалась мне сугубо научная, куда более современная система анализа а ля Илья Гилилов, хотя и сотворена эта система была, видимо, по старинному рецепту Полония: «На удочку насаживайте ложь и подцепляйте правду на приманку». Любопытно, что стиль монолога Г.Михайлова и стиль автора увлекательной Игры удивительнейшим образом совпадают до мельчайших деталей. Та же непостижимая логика, та же система аргументации. Похоже, что «другой такой пары» еще не было.

«Один из них – двойник иль дух другого.. Кто человек из них, кто призрак?.. Отдельно встаньте. Вас не разберешь.» – озадаченно думала я.

Да, система доказательств Г.Михайлова и примкнувшего к нему позже Ильи Гилилова чрезвычайно забавна и подчас очень напоминает «вереницу прочно упакованных силлогизмов» кота Бегемота. Пользуясь этой беспроигрышной системой, можно без труда доказать все, что угодно. Клянусь Юпитером. «Это так же просто, как лгать».

Можно доказать, например, что монолог Г. Михайлова не так прост, как кажется на первый взгляд, можно доказать, что у автора есть свой личный – тайный – кандидат на роль Шекспира (какая «дисгармонья в небесных сферах»!), о котором он, естественно, не может сказать вслух, ибо, очевидно, связан с Ильей Гилиловым какой-то «страшной клятвой». Можно. Стоит только внимательно и непредвзято проанализировать этот удивительный документ, взяв на вооружение полюбившуюся мне систему Гилилова-Михайлова.

Итак, рассмотрим, не торопясь, всю «вереницу».

1. Г. Михайлов в сочных и ярких выражениях живописует нам портрет некоего Б. Б. «Базарное хамство», «развязное, некомпетентное пустословие», «подобен Шарикову», «озабоченность проблемами специфического характера», «наглость», «неуемное желание прославиться», «интеллект экзотически ориентированный» – словом, просто «зверь, лишенный разуменья», страшней морских чудовищ. Легковерный читатель может принять эти выражения за чистую монету. Но совершенно ясно, что Г.Михайлов пишет не для «идиота-читателя». А «умный» читатель читал Илью Гилилова и знает, что «тщательный научный анализ произведений… в контексте творческой биографии позволяет увидеть заключенные в них чрезвычайно важные аллюзии». «Умный» читатель понимает, что нельзя вырывать отдельные, пусть и яркие выражения из общего контекста, полного загадок, тайных намеков и двусмысленностей монолога Г. Михайлова. Тем более, что, «связанный обетом молчания», он все же находит способ намекнуть на «подлинный смысл своих слов» и сам дает нам Ключ к пониманию своей тайнописи. А ключевой фигурой, как в шекспировском вопросе, так и в случае с Б.Б., безусловно, является Бен Джонсон. Неоднозначная фигура в шекспироведении. Послушаем Г.Михайлова. «Например, тот же Бен Джонсон особенно часто маскирует подлинный смысл своих слов и намеренно играет словами… что делает его понятным только для посвященных». Смысл вышеприведенной цитаты абсолютно ясен. Подобно Джонсону, который советовал не смотреть на портрет, а читать книгу, Г. Михайлов призывает читателя не сосредотачиваться на личности Б.Б., а смотреть в его тексты.

Тексты же Б.Б. вызывают у Г. Михайлова подлинное волнение. Совсем не случайно он вновь и вновь проговаривается: «мимо данной эскапады Б.Б. невозможно пройти равнодушно», «филиппики Б.Б. начинены нешуточным зарядом», сокрушается, что «у большинства пользователей Интернета нет возможности самим проверить факты и по достоинству оценить сообщения Б.Б.»

Более того, в конце своего монолога Г. Михайлов почти впрямую, открытым текстом признается Б.Б. в любви. «Всё против этой мысли восстает и нужно чудо, чтобы я поверил»? Спокойно. Вслед за Беном Джонсоном и Ильей Гилиловым я советую «просто помочиться на тех, кто не верит.» Судите сами. Он называет Б.Б. Шутом. А можно ли не любить Шута?! Как совершенно верно говорит Илья Гилилов, это «может показаться невероятным только тому, кто не обратит внимание на приведенные здесь многочисленные убедительные факты, не узнает в них почерк величайшего мастера мистификаций.»

Разумеется, повторяю, нельзя рассматривать эти интересные факты вне контекста, без учета других фактов. Но ведь мы анализируем текст, очевидно, не случайного в мировом шекспироведении человека, если сам Илья Гилилов готов подписаться под каждым его словом. Не будем также забывать, что мегатекст, в свою очередь, постоянно держит нас в шекспировском поле, не позволяя ни на секунду забыть, что речь идет о Шекспире, следовательно, именно о его Шутах. А шекспировские Шуты – редкие дивные земные существа божественной природы, действительно, в высочайшей степени «экзотически ориентированные интеллекты», достойные любви и восхищения. «Блажен, в ком кровь и ум такого же состава.» Это научный факт, опровергнуть который не сможет ни один ученый худсовет.

Теперь «мимоходом, в нескольких словах» упомяну еще одно – косвенное – доказательство. Оно содержится в названии и состоит из двух слагаемых. «Воинствующий» – пишет Г. Михайлов. Да. Тот, кто мыслит «примитивно», кто «озабочен проблемами специфического характера», может понять слова Г. Михайлова буквально. Но «умный», «внимательный» читатель, догадывающийся о «масштабе фарса», вне всякого сомненья, понимает, что он имеет в виду. Конечно же, – «Потрясающий копьем». Слишком прозрачный намек. В связи с этим, второе слагаемое – «графоман» – «выглядит смехотворным» и «нелепым». Чистый оксюморон! Может ли «Потрясающий копьем» быть графоманом? Вопрос риторический.

Конечно, нельзя не заметить, что слагаемые стоят во множественном числе. Но вторая фигура, которую Г.Михайлов выводит на сцену, настолько загадочна, смутна и завуалирована, что с трудом поддается однозначной идентификации. Попробуем разобраться.

Г.Михайлов утверждает, что с неким (А.Б.) из г.Киева произошла «разительная метаморфоза»: за короткий срок он «из Павла превратился в настоящего Савла». Но «вдумчивый читатель» знает, что в те седые времена все произошло с точностью до наоборот. Ученик рабби Гамалиила Старшего Савл терпеть не мог христиан и преследовал их нещадно. Бог устал безропотно сносить поношения, вскричал: «Савл, Савл! Что ты гонишь меня?» и ослепил его. Тогда правоверный иудей Савл сразу прозрел, принял крещение и стал первопрестольным апостолом Павлом.

Откуда же этот перевертыш? Странно, согласитесь. Более чем странно. Некомпетентность Г.Михайлова? Боже сохрани! «Я ни одной и не рожденной мыслью не оскорбляла, дядя, вашу светлость.» Мне представляется возможным только одно разумное объяснение: это очередной Ключ-намек – все, что автор говорит об А.Б., тоже следует понимать наоборот. «Быть не может», – ахнула я и тут же попыталась эту гипотезу «поверить алгеброй» любимой системы «верениц». Как показал анализ, есть многое на свете, господа, что и не снилось. Обыкновенная гипотеза на глазах превращалась в «серьезную», «бесспорную» и «научную». Доказательств, подтверждающих мою догадку, я нашла в монологе немало. Чтобы не прослыть голословной, приведу пример. Если, как утверждает Г.Михайлов, А.Б. живет в г. Киеве, то почему шлет письмо в американское издательство на англицком, а не на украинском языке? Странно, согласитесь. Бывшие республики, освободившиеся наконец-то от имперского ига, теперь с законной гордостью говорят только на своем языке и не признают никаких других. А последствия идеологического табу? Как верно отмечает И. Гилилов, в СССР «сократилось до минимума поступление объективной информации о ходе дискуссии на Западе». Живя в Киеве, А.Б., разумеется, не мог знать, «что накоплено мировым шекспироведением за последние 100-200 лет». За такими «знатоками» следили строго. У них были сибирские адреса. Совершенно ясно, что живет он, конечно же, не в Киеве, а, как мы установили, наоборот. Где? Внимательный читатель догадается сразу, если задастся вопросом: откуда А.Б. так хорошо знает язык, нравы и обычаи «антиподского» континента? Как тонко и точно он подмечает, что «американцы, увидев сумму в 4 доллара, пугаются». Мировому сообществу об этом мало что известно, но тем более такие существенные факты бесценны, ибо о них может знать только абориген. Это совершенно ясно. Благодаря Г.Михайлову, мы установили истинное лицо А.Б. И теперь даже смешно, господа, обсуждать тезис о том, что американский Шут может ходить в «помощниках» у ближневосточного. Это несерьезно. Считаю «дополнительные дебаты на эту тему сейчас нецелесообразными». Мы отвлеклись, а у нас «есть магнит попритягательней».

2. Один из важных для концепции книги и любимых героев Ильи Гилилова – Жак-меланхолик денно и нощно мечтает о горькой участи Шута: «О, славный шут! Достойный шут! Нет лучше пестрой куртки», «Оденьте в пестрый плащ меня, позвольте всю правду говорить», «У меня в груди запел петух о том, как много мудрости в шутах» «Я жду как чести пестрого камзола». Этот несомненный научный факт достаточно хорошо известен и в особых доказательствах не нуждается. Но.

Многие видные шекспироведы, как у нас, так и на западе, долго ломали голову над одной непростой проблемой – кто бы мог быть прототипом этого, безусловно, симпатичного обитателя Арденского леса. Ломали-ломали, пока Илья Гилилов на основании целого ряда «новых или по-новому объясненных фактов» «достоверно и бесспорно», как ему свойственно, не доказал свою «серьезную научную гипотезу» о том, что Жак-меланхолик – это Роджер Мэннерс 5 граф Рэтленд. И «ряд компетентных людей на западе с этим уже согласились». Запомним эту «вереницу». Она нам пригодится.

3. Далее следует отметить высокий «эмоциональный уровень» монолога Г. Михайлова, который тоже нельзя рассматривать вне общего контекста текущей эпохи. Этот «эмоциональный уровень» неопровержимо свидетельствует во-первых, о близости Г. Михайлова к мировому шекспироведению в целом, и, во-вторых, к Илье Гилилову, в частности. Заглянем в И.Гилилова: «Спор о Шекспире часто велся и ведется в тоне, далеком от академичности, – как и во всех человеческих делах, немалую роль здесь играют эмоции». Действительно, не первый век вокруг шекспировского вопроса бушуют страсти и кипят возмущенные разумы. «Эмоциональные уровни» никого не удивляют, они лишь свидетельствуют о причастности к тайне и к касте посвященных. Не исключено, что к самому В.В., то есть, как уже догадался «проницательный читатель», к Великому Владетелю. Видимо, именно поэтому Г.Михайлов не может назвать своего полного имени и рода деятельности, – думала я и долго гадала: Гавриил, Генрих, Григорий? Но, в конце концов, «что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.»

В любом случае, независимо от того, как его зовут на самом деле, он, безусловно, человек близкий к «пастухам» московской равнины. А если близок к Илье Гилилову, значит, книгу его читал. И это уже не «простые догадки и предположения», а «достаточно обоснованная серьезная научная гипотеза». Читал. Он говорит о ней с таким знанием предмета, как будто сам ее  читал не один раз. А раз читал, следовательно, для него не секрет, что Жак-меланхолик – это 5 граф Рэтленд, а 5 граф Рэтленд – это… правильно, мужчина Шекспир.

«Все сошлось». Наша «вереница прочно упакованных силлогизмов», на мой взгляд, теперь необычайно «ярко сияет». Чудесная «вереница», не правда ли? Обратите внимание, кто в начале, кто «в конце посылки».

Шут – т.е. Жак – т.е. Рэтленд – т.е. Потрясающий копьем – т.е. Б.Б.

Свершилось. Сакральная мечта Жака-Рэтленда-Шекспира воплощена. Родился новый Феникс – строго научно проанализированный и возрожденный из пепла веков Феникс – «потрясающий» Б.Б. из Иерусалима. Личный, тайный кандидат Г. Михайлова на роль Б.(ольшого) Б.(арда).

«Вы тех же мыслей? Да, правдоподобно»

Как говорит И.Гилилов, «круг замкнулся». Сладчайший миг! «Все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли» и, благодаря воистину чудесной системе, благополучно возродились вновь. Маэстро! Какой-нибудь мотив печальный! Пока разбирают декорации, хочу поделиться еще одним соображением. Англичанин, некто Т.К. из Одкомба в начале 17 века бывал в Иерусалиме. Тоже, заметьте, шут. Многозначительное совпадение. Правда, некоторые «некомпетентные пустословы» могут возразить, какая связь, ведь Б.Б. появился в Иерусалиме в конце 20 века. Так могут рассуждать только те, кто «не понимает сугубо приблизительного характера предварительных датировок». Ведь с точки зрения всемирной истории пребывание Т.К. на Святой земле «оказывается к этому периоду очень близко!»  Повторяю, «очень близко!» А поскольку «других НАУЧНЫХ гипотез… по этой проблеме сегодня на Западе ВООБЩЕ НЕТ», эту гипотезу тоже «следует признать достаточно серьезно обоснованной».

Неизбежно возникает вопрос: не королевский ли шут оставил в Иерусалиме свой яркий след? И не этот ли «след» имеет в виду Г. Михайлов, якобы упрекая Б.Б. в отсутствии «с л е д о в  понимания»? Но не будем делать поспешных выводов, «злостно искажая факты». Эта «перспективная тема еще ждет своих исследователей».

Главное – мы убедились, что благодаря системе «верениц» И.Г – Г.М. можно «бесспорно и неопровержимо» объяснить то, что «долго и безуспешно пытались объяснить многие западные ученые». Одной мировой загадкой стало меньше. Грустно. Но Игра, господа, Игра продолжается. Поэтому, подражая шекспировским героиням – Порции, например, или Виоле – я могла бы сейчас, не боясь обвинений в нескромности, сбросить свое женское платье и облачиться в сугубо мужское, чтобы пользуясь этой превосходной системой, «сокрушить вас доводами рассудка» и доказать совершенно обратное. Клянусь Юпитером. Но должна признаться честно, «перспективная» тема эта мне несколько наскучила. Поэтому не смею вас больше задерживать. И сама спешу откланяться. Но я женщина, господа, мне трудно замолчать вот так внезапно, тем более, что я хочу вам сообщить новость «приятную во всех отношениях». Поэтому «еще одно последнее сказанье и летопись окончена моя».

За 2 недели, прошедшие с новоселья, Феникс, очевидно в знак признательности и ответной любви, неожиданно дал потомство. На его круглом боку вырос крошечный отросток фаллической формы. Я назвала его Пенис Великого Феникса. Он прелестный, этот дар госпожи Природы и я его уже нежно люблю. Сам новосел свеж, как в первый день Творенья, выглядит очень довольным и, судя по всему, чувствует себя превосходно в новом просторном горшке.

А я живу в ожидании прекрасных монологов. Ибо такова моя грешная, шутовская, непростая актерская природа: «во мне душа и Александра Македонского, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки…» Игра продолжается. Она у меня в крови.  Я пожизненно приговорена судьбой играть, а вы… вы вольны поступать, как вам будет угодно.

Дата публикации в Интернете 13.07.2003

Другие отклики